Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомя - Страница 79


К оглавлению

79

204



Римлянам, если б оказалось, что оно не Павлом писано? Удар был бы неотразим: ибо Протестанты от начала Реформы воображают, что они верят Св. Павлу, не подозревая, что в сущности они верят Церкви третьего века.

Итак, нельзя не повторить, что они точно не владеют Библией, а между тем Библия единственная вещь в области религии, которой, по их убеждению, они владеют. *)

В заключение, я представлю более общее соображение, которое, надеюсь, заслужит внимание Протестантов, людей серьезных и способных понять серьезный аргумента. Св. Писание относится к человеку, как всякий другой предмет к субъективному разумению. Для Церкви, единицы органической и разумной, это отношение есть отношение внутреннее, иными словами: отношение объекта к субъекту, которому объект служит выражением, отношение человеческого слова к человеку, его произнесшему. Такое отношение ставит объект вне и выше всякого сомнения. Иное видим мы у Протестанта: Библия относится к нему как внешний объект, как объект вообще (как все объекты в мире) к субъекту-лицу; такое отношение всегда имеет характер случайности и необходимо подвергается всем сомнениям рационализма. Писание и Протестантский мир внешни друг другу, и никогда это фальшивое отношение не изменится, никогда внутренняя язва Протестантства не закроется.

Доктор Капф говорит еще: «Великий союз всех живых членов Евангелических Церквей послужил бы фактическою и самою убедительною уликою против тех, которые в Реформе хотят видеть торжество безграничного субъективизма». Нет, это не было бы убедительною уликою, даже вовсе не было бы уликою. Союз вовсе не то, что единство, и, стало быть, дух Церкви, тот дух,

*) Анализом внутреннего характера Евангелия от Иоанна, во второй моей брошюре, я, кажется, доказал, что подлинность Писания не представляет нам ничего сомнительного. Здесь же я желаю только выяснить окончательно, как относятся христиане к Библии.

205



который дал Протестантам то, что еще уцелело в них от веры (Священное Писание); стало быть, говорю я, этот дух решительно покинул Протестантский мир, когда человек, столь высоко чтимый и столь достойный почтения как глава Виртембергских общин, дошел до смешения двух столь различных одно от другого понятий: союза (alliance) и единства (unitй). Союз! Да это то, с чем носится мир политический; это раздор, замазанный снаружи, это ложь договаривающихся между собою интересов, это обоюдное равнодушие в жизни и безверие в мнении; это, наконец, то, что Церкви неведомо, а царствию Божию чуждо. Союз между областными Церквами! Союз между христианами первых времен! Союз между апостолами! Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог произнести эти слова не содрогнувшись. Но может быть таково чувство у Православного, а моим западным братьям оно будет чуждо. Как бы то ни было, мысль почтенного прелата заслуживаете внимательного рассмотрения.

Скажу прежде всего, не боясь встретить противоречия со стороны читателя беспристрастного что в деле верования всякий союз между различными исповеданиями, какими бы то ни было, есть ничто иное как определение или по крайней мере изыскание той наименьшей доли (minimum) веры, к которой они относительно способны. Таково первое условие, условие основное. Может ли быть названа христианскою эта исходная точка? — «Но Св. Павел осуждает споры о предметах невеликой важности». Да, о предметах простого любопытства, о предметах обряда или устава. Но можно ли не шутя предположить, что Св. Павел допустил бы, например, раздачу Евхаристии двум лицам, из которых одно принимало бы ее как кусок белого хлеба и глоток вина, а другое — как самое тело и самую кровь Господа нашего Иисуса Христа, Того, перед Кем все колена преклоняются с любовно и страхом? Или, можно ли предположить, что Св. Павел допустил бы единство общения для таких двух людей, из которых один верил бы,

206



что Бог открываете Себя взаимной любви служителей Христовых, т. е. закону нравственному, а другой уверял бы, что познание Божественных предметов приурочено к клочку земли, называемому, может быть, Римом или как-нибудь иначе, все равно? Эти примеры, взятые на удачу, конечно достаточно показывают, что союз различных исповеданий может основаться только на наименьшем количестве веры; а если так, то мы знаем наперед, за кем останется последнее слово. Оно останется за тем, на кого, в полноте своей силы, работал Рим, когда разрывал единство исповедания; за тем, на кого Рим одряхлевший и реформаты, логически порожденные Римом, работают за одно и в настоящую минуту.

Пожелания и мольбы, выражаемые доктором Капфом, заявляются не им одним, а многими Протестантами нашего времени; мы встречаем их и у знаменитого Вине. Их порывания, их надежды устремляются в будущность; они мечтают об установлении (или, говоря языком Англиканцев, о восстановлении) католичества *), т. е. Церкви. Они чувствуют свою болезнь и надеются на исцеление. Во второй моей брошюре, говоря о Вине, я, кажется, доказал, что будущее, о котором он мечтал, невозможно, если оно не существует в настоящем и не существовало искони в прошедшем; но я хочу попытаться, при настоящем удобном случае, дать моему доказательству еще большую очевидность.

Предположим, что надежда Протестантских учителей исполнилась; предположим, что их ученые и богословы различных обществ, соединившись между собою, успели, не говорю — образовать союз (это было бы недостойно истинных христиан), но найти в себе самих начало единства, общее исповедание веры, суженной до наименьшего размера (minimum). Спрашиваю: для кого, по совести, могло бы быть обязательно верование, установленное

79