Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомя - Страница 89

234

зательное мужество исповедания? Как бы могли невежды в вере быть Церковью Апостолов? Или: что мешало трусам предпочесть смерть исповеданию сознанного заблуждения? Такова невидимая Церковь тех из реформатов, которые хотят непременно удержать Церковь как идею.

Сознание несостоятельности этой доктрины поневоле вынуждает Англиканцев и многих из Лютеран, разделяющих воззрение г. Сталя, признать, что Латинство было Церковью, в полном смысле слова, до самого того времени, когда его злоупотребления вызвали преобразование, или отложение. Но ученые, принимающее эту доктрину, впадают в противоречие еще более очевидное, чем то, которое сейчас было раскрыто. Им приходится признать или оправдать все то, что они же, с полным основанием, постоянно осуждали и осуждают. Приходится допустить, за целый ряд веков назад, учение о папском главенстве, которое, как известно, никогда так смело не предъявлялось и так всенародно не признавалось, как при ближайших преемниках Григория VII: приходится помириться с учением о чистилище, которое представители всего Запада хотели навязать Церкви на Флорентинских совещаниях, с правом лишать мирян крови Спасителя; наконец, и тем паче, приходится допустить приложение к Никейскому символу, хотя большая часть серьезных ученых называет ого искажением в догмате по существу, и хотя все ученые признают его делом схизматическим по способу его введения. Таким образом, Англиканцам и Лютеранам в том крайне фальшивом положении, в которое они поставлены, предстоит неизбежно или впасть опять в мечту о невидимой Церкви, или же разжаловать основателей своих исповеданий в ересиархов. Мы же не назовем их этим именем и отнесемся справедливее к могучему уму и благородному характеру Лютера, равно как и к первым проповедникам Англиканства. Сбитые, к их несчастью, с прямого пути, рожденные в мире заблуждений и погруженные в них, они употребили много тщетных

235

усилий, стараясь выбиться из потемок и вернуть папскую ересь к первоначальной истине. Но человеку не дано воссоздать Церковь апостолов; он может только присоединиться к ней. Гордость Запада помешала ему обратиться к Востоку, и кончилось тем, что царство папской ереси, то есть Римского Протестантства, распалось надвое: в нем образовалась новая форма заблуждения, образовался новый вид Протестантства.

Церковь, органическое единство Церкви — все это такие положения, которых Реформа, не осуждая самой себя, отстаивать не может. Оттого большинство Протестантов решилось уже обойтись без них: но тем самым, как я уже сказал, они отнимают у себя Св. Писание, обрекая себя на безвыходное кружение в безграничной области субъективного произвола. Выходит, по их понятиям, что тайна единства Творца с тварью, через Христа, была бы вверена раздору. Таков принцип Протестантства, какими бы историческими или диалектическими изворотами ни старались от него ускользнуть. Он опровергается сам собою. Сами Протестанты начинают это понимать, и конечно в их умственном развитии это важный шаг вперед. Неизбежное заключение, к которому должна прийти Реформа, яснеет в их глазах по мере того, как сами они углубляются в изучение религиозных вопросов. Понятно, что оно не укрылось от могучего мыслителя и добросовестного ученого, каков Бунзен. Но вывод отрицательный, сам по себе, приводит только к безверию: чтобы спастись от него, нужна положительная основа. В последнем своем сочинении «Бог в истории» (Gott in der Geschichte) Бунзен ставит начало столько же истинное, сколько богатое выводами. «Библия существовала прежде, чем была написана». — Если так, то это предание. «Библия» (т. е. Св. Писание) «немыслима без общины» (т. е. без Церкви), «и община немыслима без Библии». — «Писание есть писание Церкви, Церковь есть община Писания». Такое начало, выраженное в столь строгой, точной, но истине христианской форме, совершенно ново в Протестантском мире, и

236

не признать, что оно родилось от ближайшего ознакомления с учением Церкви и с теми объяснениями, которые даны о нем церковными писателями в наше время. Бунзен, равно как и все принимающие это основное положение, близки к царству Божию, и нам позволительно думать, что луч света, добытый ими в последнее время, дан им в награду за серьезность и честную последовательность мысли, проявленную ими даже в их заблуждениях. Дай Бог, чтобы наука, оставаясь верною самой себе, восторжествовала наконец над человеческою гордостью и покорилась Божественной истине, которой бы она не в состоянии была открыть, но для которой могла очистить пути, опровержением ложных учений. *) Как скоро начало поставлено, вывод из него легок и неотразим. Библия не есть книга написанная, ибо то, что написано, есть только видимая оболочка Библии: Библия есть книга мыслимая, книга как разумеваемое начало. Книга эта есть мысль общины, ее внутренняя вера. Поэтому там уже нет Библии, где, вследствие искажения доктрины, не стало общины или Церкви, хотя и остается вещественная сторона Библии, т. е. книга как книга; ибо, как сказал Св. Григорий, говоря о пророках, смысл записанной тайны доступен только той общественной единице, которая сама в себе носит откровение этой тайны. **) Разумение доктрины и выражение разумения в письменной форме следуют необходимо одним и тем же законам: ибо разумение предшествует написанию и переживает его, так что, в крайности, оно могло бы, так сказать, воспроизвести писание, если бы вещественная форма его когда-нибудь могла затеряться. Только раз сошел Св. Дух на апостолов, а через них на всех верных всех веков, и