Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомя - Страница 84

219

щее себе титул Церкви, общество всех Протестантов Гессенского курфюршества, в ответ на вопрос, к какому оно принадлежит исповеданию, объявило публично, что оно об этом ничего не знает и потеряло всякую память. Марбургский университет, может быть, приведенный такою откровенностью в некоторый соблазн, попытался было ответить на заданный вопрос; но Гессенская Церковь возобновила свое объявление: она отвергла, с полным на то основанием, право, которое присваивал себе университет, знать больше, чем сама Церковь Гессенская об ее религиозном исповедании, и заключила окончательно, что вопрос в настоящее время неразрешим, но выразила при этом надежду, что ученые и исторические изыскания со временем, может быть, приведут к удовлетворительному его разрешению. Все это было бы невероятно, если б не было вполне истинно. Беззастенчивость и наивность признания, простодушное самоуслаждение этого уголка ученой Германии при мысли о том, что религия его сделается в кругу ученых такою же темою для исследований как Египетские иероглифы — все это повергает в изумление; но изумление мгновенно переходит в глубокую скорбь, как только подумаешь, что целое народонаселение, называющее себя христианским, высказывает надежду, что ученые когда-нибудь поведают ему, какого исповедания оно обязано держаться, и тем самым подразумевательно объявляет, что в действительности оно не исповедует никакой веры. Для него религия отошла в разряд вещей умерших, и странно, никакого чувства скорби не пробудилось в сердцах этого населения, утратившего самое начало духовной жизни.

В первой моей брошюре я советовал Протестантским учителям сказать без обиняков народам: «Вы тогда только приобретете право на религию, когда сделаетесь такими же богословами, каковы мы. В ожидании этого, пробивайтесь как-нибудь без религии». Этот совет, подсказанный беспристрастною логикою, имел вид

220

иронии; но Протестантство позаботилось оправдать меня устами Кургессенской Церкви.

Итак явная ложь в Римской среде и признанное отсутствие истины в Реформе, вот все, что находим мы вне Церкви. Неверие может сложит руки: Рим и Германия работают на него с равным усердием.

При сравнительно-большей искренности и глубине религиозного настроения, Англия составляет, по-видимому, исключение в общем движении западных исповеданий; и однако, отдавая ей полную справедливость, я нахожу ненужным говорить о ней. Поколику Англия придерживается Романизма или Диссидентства, она плывет за течением мысли континентальной; поколику она замыкается в Англиканстве, она лишена всякой основы, стоящей серьезного исследования. Англиканство есть такая же бессмыслица в реформатском мире, как Галликанство в мире Римском. Галликанство умерло, Англиканству не долго жить. Не представляя собою ничего, кроме случайного набора условных начал, не соединенных взаимно никакою внутреннею связью, оно уподобляется узкой насыпи, воздвигнутой из песка, насыпи, разбиваемой могущественными волнами двух враждебных океанов и постепенно обваливающейся с двух сторон, то в Романизм, то в Диссидентство. В лице своих наиболее замечательных представителей Англиканство осудило уже Римской раскол во всех его отличительных догматах (в главенстве папы и в прибавлении к символу слов «и Сына»; *) Англиканство не в состоянии объяснить и действительно, доселе не объяснило, почему оно не хочет быть Православным. Оно стоит в Церкви по всем своим началам (разумею начала существенные и характеристические); оно вне Церкви по своему историческому провинциализму. Этот провинциализм придает ему вид лже-протестантский, отнимает у него всякое предание, всякую логическую основу, и, не смотря

*) И Немецкие ученые, в том числе Бунзен, также называют это прибавление явным повреждением символа.

221

на то, Англиканство не хочет разделаться со своим провинциализмом, частью по народной гордости, частию вследствие свойственного Англии уважения к совершившемуся факту. Англиканство есть и самое чистое и самое противо-логическое из всех западных исповеданий; всецело вросшее в Церковь, всеми своими по истине религиозными корнями, оно в тоже время представляет собою самую резкую противоположность самой идее Церкви, ибо оно но есть ни предание, ни доктрина, а простое национальное установление (an establishment), т. е. дело рук человеческих, признанное за таковое. Оно осуждено и вымирает. *)

Мы перешли низменную и туманную область ереси. Постараемся подняться на тихие и ясные высоты, откуда Церковь созерцает истину в ее Божественной гармонии. Здесь нет уже внутренних противоречий в учении, нет заблуждений, осуждающих себя собственным развитием; здесь мы не будем уже чувствовать колеблющейся под ногами почвы и не увидим блуждающих огней индивидуальной мысли, бросающих обманчивый полусвет среди общего мрака. Здесь мы утвердимся стопами на незыбле-

*) Ни одна страна не выказала такого желания сблизиться с Церковью как Англия, и в эти последние времена, на наших глазах, один из достойнейших ея сынов, Вильям Пальмер, с жаром трудился для восстановления древнего единства. Хотя в последствии он и впал в Римское заблуждение, но смеем надеяться, что ошибка его будет ему прощена за вынесенную им долгую и скорбную борьбу. Что же касается до тех лиц (как бы высоко ни стояли они), которые затворили перед ним врата Церкви и были поводом к его отпадению, то мы можем сказать об них только одно: молим Бога, чтобы Он судил их по Своей милости, ибо вина их тяжела. Эта душа столь чистая, столь искренно жаждущая истины, брошенная теперь в самое средоточие лжи постоянной и преднамеренной, не должна ожидать себе покоя на земле, доколе не обратится снова, чего впрочем и предвидеть нельзя. Бедный Пальмер! Если эти строки попадутся ему на глаза, я желал бы, чтоб он узнал, что его падение опечалило не одно дружественное сердце, и что страдания, предшествовавшие падению, уже исторгли много горьких слез из очей, которые теперь смертью сомкнуты на веки.