«Положение дел таково», говорит автор, «что всякий член Восточной Церкви может, по праву, принять все мнения Церкви Латинской, не подвергаясь со стороны своего клира осуждению: ибо, кроме определений Вселенских соборов, для Православного христианина нет ничего непогрешительного а так как ни один Вселенский собора, не размаривал вопросов, о которых теперь идет спор, то мнения остаются совершенно свободными». О папской непогрешимости в первые века никто ничего не знал, по признанно самих Римлян: Св. Ипполит мог обвинять папу Каллиста в ереси, а один из вселен-
189
ских соборов мог осудить память папы Гонория за погрешение в догмате. С другой стороны, первый вселенский собор созван не раньше начала IV-го века. Стало быть, до этого времени ни в чем не могло быть ереси, и мнения были совершенно свободны обо всех предметах; ибо не было для их осуждения непогрешительной власти. Можно было быть Евионитом, Маркионитом, Савеллианитом безнаказанно и не отлучаясь от Церкви!! Да и теперь, кто мог бы отказать мне в праве утверждать, что, принимая во внимание единство существа, Дух Св. участвует, хотя может быть и не прямо, в вечном отечестве? Ведь ни один Вселенский собор не обсуждал этого вопроса. Какова логика у отца Гагарина? Что за удивительная откровенность! Какое понимание основных начал Церкви, в которой он родился! Не знать самых первых начатков ее учения! Надеемся, что это его невежество когда-нибудь зачтется ему в извинение его отступничества; да и в настоящую минуту мы не смеем слишком строго судить о его сочинении, припоминая, что человек гораздо более его сильный во всех отношениях, Ньюман (теперь епископ); по-видимому также низводит догмат о Св. Троице на степень простых мнений в первые века Церкви. *)
Заблуждение в вере получает свою казнь в самоубийстве учения, на этом заблуждении воздвигаемом. Верно однако то, что Римское заблуждение не было осуждено на Вселенском соборе. Очень простое объяснение этому факту я уже дал в первой моей брошюре. «Древние ереси заключали в себе заблуждения в откровенном догмате о внутреннем естестве Божием или об отношении Его к естеству человеческому; но, искажая преданное учение, эти ереси предполагали, однако, что остаются ему верными. Это были заблуждения более или менее преступные, но заблуждения личные, не восстававшие против догмата церковной соборности, а напротив охотно ссылавшиеся, в доказательство своей мнимой истинности, на согласие
*) См. его «Опыт о развитии».
190
всех христиан. Романизм, поставив на место единства соборной веры независимость личного или областного мнения (ибо папская непогрешимость придумана была позднее), явил себя первою ересью против догмата о естестве Церкви или о вере Церкви в себя. Римляне решили догматический вопрос без согласия своих братьев, они присвоили себе монополию благодати. Римский мир подразумевательно объявил (и упорствует в своем объявлении), что мир восточный есть не более как мир илотов в вере и учении. Он совершил нравственное братоубийство». Для его осуждения не было надобности в соборе, то есть в свидетельстве. *) Он сам себя отлучил и тем самым себя осудил, сам подал против себя свидетельство: abiit, evasit, erupit.
Взглянем теперь на неизбежный последствия умозаключений отца Иезуита по отношению к его проекту единения. Предположим, что эта чудовищная уния осуществилась. *) Итак Церковь сложилась из двух провинциальных Церквей, состоящих во внутреннем общении, Церкви Римской и Церкви Восточной. Одна смотрит на спорные пункты как на сомнительные мнения, другая как на члены веры. Отлично. Христианин востока принимает Римскую веру: он остается в общении со всею Церковью; но половина ее принимает его с радостью, а другая не смеете судить его, потому что об этом предмете у нее нет определенной веры. Возьмем теперь обратный случай. Кто-нибудь из области Римской принимаете восточное мнение: он необходимо исключается из общения с своею провинциальною Церковью, ибо он отверг член ее символа, то есть догмат веры, а через это самое исключается из общения и с восточными (так как они находятся в полном общении с западными). Западные ис-
*) Свидетельство, говорю я, а не авторитет в догмате; этой разницы, кажется, и не подозревает отец Иезуит.
**) См. мою первую брошюру о невозможности собора, на котором бы Римляне заседали вместе с представителями Церкви (выше, стр. 71). Впрочем, в недрах самой Церкви, вселенский собор всегда возможен.
191
ключают человека из общения за то, что он верует тому, чему веруют их братья, с которыми они состоять в общении; а восточные исключают этого несчастного за то, что он исповедуете их собственную веру. Трудно вообразить себе что-либо более нелепое. Из этого смешного положения только один выход, а именно: допустить, что Латинянин не лишится общения за принятие восточного верования, то есть за оставление догмата. Тем самым Латинский догмат низводится на степень простого мнения, и раскол осуждается согласно предложению великого Марка Ефесского. Вот, в числе других, поразительный пример самоубийства ложных учений! Вот к каким выводам приводит разбираемая глава, с ее бесстыдными софизмами, с этими выгодами, без зазрения совести предлагаемыми клиру в награду за отступничество, с этими предполагаемыми сделками, основанными на лжи!
Рассудите сами: такое легкомыслие и легкоязычие, такая постоянная лживость или, лучше сказать, такая фельетонная серьезность и Иезуитская искренность — все это не есть ли своего рода проповедь неверия, притом убедительнейшая из всех?