Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомя - Страница 71

Наконец мой критик уклоняется от защиты Реформы, по следующим соображениям: «или-де нужно было бы, подобно автору утверждать свое преимущество и свое превосходство, что Св. Павел считает дерзостью в отношении к Тому, от Кого мы заимствуем свою правду или же доказывать недостоинство чужой Церкви, что противоречило бы другой, не менее существенной обязанности». Как? Св. Павел признает худым делом хвалить свою веру? И Протестант вычитал это у апостола? Как? Протестант нашел в Св. писании нравственный закон, запрещающий обличать заблуждения веры, признаваемой ложною? Эта нелепость до такой степени лишена всякого подобия правды, до того выходит из всяких границ, что ее ничем себе объяснить нельзя, как только

180

разве замешательством Латинянина, который, надев на себя личину и поставив себя в необходимость восхвалять Протестантство, радуется случаю уклониться от нее, хотя бы посредством самого жалкого изворота.

Итак, по моему мнению, разбираемое сочинение — произведение Римское. Впрочем, Римлянин или Протестант, автор, если вздумает снова выступить на арену, может знать наперед, что дальнейшие с его стороны нападения останутся без ответа. Я сказал в своей первой статье (и, кажется, доказал), что «Церковь совершенно недоступна рационализму и ограждена от него нравственным законом, неизвестным западным исповеданиям»; а вот каким образом мой возражатель передает мою мысль: «пусть восхваляет он в волю свое, дорогое ему Православие» (этот иронический оборот не дурен, когда речь идете об отношениях человека к исповедуемой им вере), «это Православие, которому он сам отказывает безусловно во всякой рациональности». Одно из двух: или критик принимает рационализм и всякую рациональность за синонимы и тем самым обнаруживает такое невежество, при котором он не был бы способен понять ответы, которые я мог бы ему представить, или же он понимает различие между этими двумя понятиями и, в таком случае, обнаруживает недобросовестность, после которой он не стоите никакого ответа. *)

Впрочем, повторяю: по всему мне кажется, что Брюссельская брошюра есть изделие Римское. Политике Римской партии свойственно нападать на Православие окольными путями. Ей хотелось бы, в глазах Православного

*) Такая же недобросовестность обнаруживается и в одном из примечаний: семинаристов, которых заставляют «читать Св. Отцов и произносить проповеди», автор заведомо смешивает с пьяными монахами, о которых говорится в предшествующей статье вышеупомянутого указа. Правда, что статья о семинариях предполагаем также возможность пороков и, между прочим, пьянства в семинарских воспитанниках. Словно, вне России семинарии недоступны никаким порокам!

181

общества, заподозрить правительство в покушениях на свободу или на самые начала веры, исповедуемой обществом, и в тоже время в глазах правительства заподозрить верных в стремлении посягнуть на его права. Эта последняя часть маневра, на сей раз, была прибережена для одного из моих соотечественников.

Но нужен был случай или предлог к обвинению.

Отец (бывший князь) Гагарин выпустил брошюру, под заглавием довольно хорошо придуманным: «Россия будет ли католическою?» т. е. папскою. *) Брошюра составлена из предисловия, четырех глав: 1) о восточном обряде, 2) о Церкви и государстве, 3) о Русском духовенстве, 4) о католицизме и революции и из подтвердительных документов — папских булл, относящихся до Греко-униатов в царстве Польском. Немного нужно было ловкости, чтоб уместить в этой рамке всякого рода политические соображения.

Само предисловие, слегка окрашенное патриотизмом и убранное похвалами государю, правящему Россией, и первосвященнику, занимающему кафедру Св. Петра, имеет уже особенный характер. Дело идет не о расколе или ереси, не о предании или вере; все это старые термины, неприятно звучащее в ушах современной цивилизации: дело идет о вековой войне Русской Церкви со святым престолом и о подписании мирного договора, почетного и выгодного для всех. Дело идет не об обращении, не о проповедниках, не об апостолах, но о переговорах и уполномоченных. Романизм, во всей наготе, выказывает здесь свой земной характер. «Мир должен быть подписан, потому что война не может вечно длиться, потому что мир выгоден для всех. Для достижения этого нужно лишь согласие трех волей. Когда сговорятся папа, Император и Русская Церковь, представляемая ее епископами или ее Синодом, кто сможет тогда помешать примирению?» спрашивает автор. Кто, в самом деле? Провинциальная ли Церковь Востока, угнетенная Исламом

*) La Russie sera-i-elle catholique?

182

и обстреливаемая Западом? Провинциальная ли Церковь маленького королевства Греческого, которая считается за ничто в Мире? Народ ли Русский, голос которого не слышен в правительственных вопросах? Кто же? — Если нужно, я скажу иезуиту, кто. Пусть Русский государь подпадет обольщению (хотя это вне всякого правдоподобия); пусть духовенство изменит (хотя такое предположение выходит из пределов возможного): и тогда миллионы душ останутся непоколебимыми в истине, миллионы рук поднимут непобедимую хоругвь Церкви и образуют чин мирян. Найдутся же в неизмеримом восточном мире по крайней мере два или три епископа, которые не изменят Богу; они благословят низшие чины, составят из себя все епископство, и Церковь ничего не потеряет ни в силе, ни в единстве; она останется кафолическою Церковью, какою была и во времена апостолов. Отец Гагарин, покинувший веру своих отцов (вероятно по неведению, ибо он кажется, даже не понимает ее) думает разве, что отступничество само по себе до такой степени легко, что может совершиться даже без содействия убеждения, хотя бы и ложного?